Уставшая от любви - Страница 41

— Ничего не понимаю, — начал он, и я успела незаметно для Мишина коснуться пальцами его руки, чтобы не позволить ему сказать лишнего. Он наверняка хотел сказать: «Ничего не понимаю, я же сам лично ставил ее в гараж!»

— Где машина-то? — Он повернулся ко мне. Я растерянно хлопала ресницами.

— Вот, собственно, и все, — сказал Мишин. — Теперь мы хотя бы можем предположить, на какой машине ваш муж, Наталия Андреевна, добрался до Лобанова. «Фольксваген Туарег», если я не ошибаюсь?

— А может, он не сам поехал, а на машине отвезли его труп? — заметил посвященный в подробности расследования (буквально за полчаса до встречи со следователем) Юра. — Вы же сами рассказали Наташе, Наталии Андреевне, что тело Голта переломано, что его сбросили с высоты. Это произошло уж точно не в Лобанове.

И тут он, вероятно догадавшись, что толкает меня в пропасть, говоря как будто бы очевидные вещи, тем самым вредит мне, возможной убийце, запнулся. Думаю, что в тот момент он больше всего боялся одного — моего гнева! С другой стороны, он, человек, которому я почти призналась в убийстве, все-таки в душе не поверил в это, поэтому и не смог притормозить в своих высказываниях, просто не успел осознать, что для меня после его слов ночной московский воздух наполняется вонью тюремной камеры.

— Можно ключи?

Я отдала Мишину ключи. Он сказал, что вызовет рано утром группу, чтобы обследовали гараж.

Я понимала его — он надеялся найти там следы преступника. Быть может, он допросил бы меня прямо там, возле гаража, но поздний час и усталость всех присутствующих заставили его отложить разговор до утра.

— Вы бы лучше осмотрели квартиру Лизы Воронковой. — Я сказала это скорее от досады, чем руководствуясь здравым смыслом. — У нее и пистолет есть, и розы засохшие повсюду стоят, вы же сами говорили о лепестках в волосах Сережи… И вообще, она шизофреничка, могла и пристрелить в порыве чувств…

— Мы уже делали в ее квартире обыск, отдали пистолет на экспертизу… Поживем — увидим, замешана она в преступлении или нет… — задумчиво проговорил Мишин.

Мы распрощались. Мишин уехал, а Юра проводил меня до дома.

— Юра, я хочу остаться одна, — сказала я.

— Что не так?

— Все.

Он сделал движение, чтобы обнять меня, но я отвернулась, и он понял. Все понял.

— Но здесь же никого нет. И ночь.

— Мы с тобой договаривались. Юра, быть может, ты не понял, что происходит, так я тебе объясню…

— Не надо. Не люблю, когда ты разговариваешь таким тоном. Никого ты не убивала. Это просто нервы.

— Хорошо. Тогда пойдем со мной.

Сбитый с толку, он покорно вошел со мной в подъезд. Консьержка Марина, сорокалетняя одинокая женщина, крепко спала на своем рабочем месте за стеклянной перегородкой. Спина ее была откинута на спинку высокого кресла, чем-то напоминающего трон, голова повернута набок, рот полуоткрыт (видно было даже розовый язык!), а руки с неоконченным вязаньем покоились на столе, рядом со стаканом с остатками чая.

Перед нами был овальный холл, выложенный желтой плиткой. Я задрала голову.

— Если убила я, то тело сбросила бы вниз. Вот сюда. Не думаю, что я заворачивала бы труп в одеяло, как это делают в кино. Просто обмотала бы голову полотенцем, чтобы при падении не было брызг крови. Я не медик, а потому не знаю, были бы они после наступления смерти или нет. Думаю, да, в сосудах-то кровь была.

Я медленно повернула голову. Юра смотрел на меня странным, молчаливым взглядом.

Я говорила шепотом, не желая будить сладко спящую и слегка похрапывающую Марину.

— Давно хотела проверить. — Я подошла к тому месту в самом центре овального пространства пола, куда, по моим подсчетам, должно было упасть тело, достала носовой платочек из сумки, присела и провела пальцем, обернутым платком, вдоль швов между плитками пола.

Поднялась, посмотрела на платок. На нем были красновато-бурые полосы.

— Видишь? Это кровь. — Я с трудом сглотнула слюну, так все пересохло в горле от волнения.

Я убийца! Убийца!

— Но как ты могла это сделать, — Юра шептал мне в самое ухо, — если ты в это время находилась в Улитине?

— А как я докажу всем, что сначала поехала вообще в Ковригино? Кто мне поверит?

— Пойдем отсюда. Она может проснуться в любую минуту… — Юра взял меня за руку, и мы с ним поднялись на один лестничный пролет. — Может, ты пустишь меня к себе?

— Нет-нет… приму снотворное и усну. А ты иди, Юра. Ну и подумай на досуге, нужна ли я тебе…

Он бросился ко мне, но я его оттолкнула.

— Ладно, спокойной ночи, Наташа. И знай — я тебя люблю и всегда буду любить.

Он ушел, я поднялась к себе на шестой этаж (лифтом воспользоваться не рискнула, чтобы не будить Марину), и едва открыла квартиру, как раздался телефонный звонок. Звонил домашний телефон.

— Алло? — напряглась я, в душе боясь только одного — что я услышу голос моего покойного мужа.

— Наташа? Это я. Узнаете меня?

— Александр Борисович? — Я посмотрела на телефон, часы показывали половину первого ночи.

— Я здесь, возле вашего дома. Вы позволите мне подняться к вам?

11

В ожидании Воронкова я спрашивала себя, видел ли мой неожиданный ночной гость Юру, с которым мы прощались возле подъезда моего дома. Догадался ли, что мы с ним — люди не чужие, мягко говоря?

Конечно, половина первого ночи — не самое подходящее время для визита малознакомого мужчины. Но кто сказал, что он не дожидался меня все то время, что мы с Юрой провели в обществе Мишина в моем гараже? Наверняка приехал раньше, справился у консьержки, дома ли я, и когда узнал, что меня нет, вернулся в свою машину и стал дожидаться моего возвращения. Что ж, не самый худший способ узнать больше о женщине. Если она возвращается поздно ночью домой, то есть шанс увидеть, кто же девушку провожает, танцует, любит.