— Да, смерть наступила приблизительно 14 июня.
— Значит, мужик этот напал на него числа двенадцатого. Он вошел к нему в гримерку, кажется, ударил его… Меня-то там не было, мне рассказывали потом. Да и он как-то вскользь заметил, что двери театра, когда не идут спектакли, надо бы запирать, типа, «бродят всякие маньяки и психи».
— Он не сказал, что это за человек? Может, он узнал его?
— Нет, не сказал.
— Но театр же охраняется. У вас в холле внизу да и снаружи установлены видеокамеры. Если на Сережу напали двенадцатого, то можно посмотреть запись.
— Конечно, можно. Да только что-то подсказывает мне, что все это не настолько серьезно.
— Сейчас все важно и все надо проверять. Убит актер, на которого за два дня до смерти напали в его же гримерной! Свидетелей, конечно же, нет, да?
— Нет. Он сам мне рассказал… Кажется даже, ему слегка поцарапали лицо, но он замазал гримом.
— Странно, я ничего не заметила.
— Он пользовался очень хорошим гримом. Думаю, что никто не заметил. Но настроение ему этот мужик сильно подпортил, Сергей прямо рвал и метал!
— Ладно, я поняла. Расскажи мне лучше про Лизу Воронкову.
— Лизончик-то? — как-то нехорошо усмехнулся Вик. — Ты и про нее знаешь?
— Познакомились даже. Да она того, малость не в себе. Это правда, что Сережа был с ней? Что заглядывал к ней после репетиций и спектаклей на полчасика? — Мне и самой был противен мой презрительный тон, но справиться с отвращением, которое внушала мне эта переросшая нимфетка, я не могла.
— Да она как животное, — вырвалось у Вика, и я почувствовала, что ему и самому стало неловко.
— А Сережа? Он не как животное? Заглядывал к ней, чтобы перепихнуться и побежать дальше, к Юдиной? Да-да, не удивляйся, мне многое известно. Послушай, вы с моим мужем были близкими друзьями. Скажи, ты замечал за ним такие качества, как цинизм, жестокость?
— Это ты к чему? — Вик с расстроенным видом отодвинул от себя опустевшую тарелку. — Все мы немного циничны и жестоки.
— Это правда, что он бил своих любовниц?
Вик замахал руками:
— Вот уж чего не знаю — того не знаю!
— Может, ты и про Татьяну Куликову ничего не знаешь?
— А кто это? — Вик напрягся, пытаясь вспомнить.
— Так зовут его первую жену, которую он время от времени избивал, а однажды так оттаскал ее за волосы, что вырвал клок…
— Бред, никогда не поверю, чтобы Сергей мог так вести себя по отношению к женщине! Да к тому же я и не знал, что он был уже женат. И где сейчас его жена?
— Он купил ей домик где-то под Оренбургом.
— Она что, приедет на похороны?
— Не думаю. Во всяком случае, мне бы этого не хотелось. Если только журналисты пронюхают о ней, попытаются взять интервью, то она не станет молчать. Мой человек разыскал ее, он сказал, что она до сих пор боится Сережу.
— Послушай, Наташа, ты рассказываешь мне совершенно чудовищные вещи про Сергея! У меня такое впечатление, что я не знаю и сотой доли того, чем он жил, что с ним вообще происходило. Ну да, знал я о каких-то его любовницах, об этой Лизе знал, он сам признавался мне, что для него встречи с ней, а она живет рядом с театром, — просто как разрядка энергии, сброс. Извини.
— А с Юдиной тоже был сброс? — фыркнула я. — С ней-то что? Уж не собирался ли он жениться на ней?
— Да зачем тебе нужно все это копанье? Его уже нет!
— Ты, наверное, забыл, что вообще-то я пытаюсь помочь следствию найти убийцу Сережи.
— Но только не среди его баб, ты меня прости.
— Хорошо. Театр. Быть может, он кому-то перешел дорогу?
— С десяток обиженных на него найдется. Но там непролазные психологические дебри, все равно ничего не докажешь и не разберешься. Он оказался сильнее всех их, понимаешь? Вот просто взял и перешел дорогу, такой красивый, неотразимый, смелый, дерзкий, ладно — наглый. Он просто хорошо делал свою работу — и все! А те, кто остался за бортом, у кого он из-под носа увел роли, они неспособны на убийство, если ты это хочешь выяснить.
Я смотрела на него и пыталась понять: он пришел со мной на встречу в ресторан, чтобы поговорить или пообедать? Пока что он не сказал мне ничего интересного. Больше того, я начала подозревать, что это не я его как бы допрашиваю, а он меня. Вполне возможно, что версия самоубийства, которую он мне подбросил, выдавая за официальную, могла быть придумана им самим. Может, действительно так поговаривают в театре, но чтобы это было единственной версией — я в это не верила.
— Вик, ты действительно считаешь, что Сережа мог вот так взять и застрелиться? Ну серьезно? Он, совсем еще молодой, очень красивый, талантливый, популярный, да просто — звезда! К тому же с хорошими, денежными проектами. Плюс — богатая жена, которая обещала ему буквально на днях купить машину, в Париже, между прочим. И вот, как ты говоришь, ему вдруг кто-то там сообщает, что я ему изменяю, и он с горя стреляется? Ну не бред?
— Бред, — внезапно согласился он. — И совсем не похоже на Сергея. Он слишком любил жизнь во всех ее проявлениях, чтобы вот так глупо расстаться. Где его застрелили? В лесу в Лобанове?
— Эксперты полагают, что он был застрелен в другом месте, а в лес его приволокли.
— Я слышал, что ваш дом ограбили. Все вынесли?
— Все не все, но кое-что ценное вынесли.
Он снова задавал мне вопросы, полагая, что я не замечаю того, что мы поменялись местами.
— Так ты не знаешь, какие планы были у Сережи в отношении этой маленькой потаскушки?
— Ленки-то? Да никаких.