Уставшая от любви - Страница 29

Мишин пожал плечами. А что он мог мне сказать? Или отказать?

— А я думал, что вас заинтересует этот женский шкаф, — сказал он. — Что вы первым делом захотите найти женщину, которая его прятала.

— Его или его труп? — захотела уточнить я.

— Трудно сказать. Но в доме, где он был и где его, возможно, застрелили, были красные розы. Конечно, ваше право встречаться с теми, кто, по вашему мнению, был каким-то образом связан с Голтом.

— Вот если бы я, к примеру, убила человека, мужчину, то труп выбросила бы из окна. Посудите сами, не тащить же его по лестнице — можно наткнуться на соседей. Даже ночью! А так — застрелили, скинули из окна и — готово дело!

Я сказала это так эмоционально и так уверенно, что на месте Мишина включила бы меня сразу же в список подозреваемых. Да чего там, сделала бы меня пунктом первым!

Но Мишин ничего такого не почувствовал, ему и в голову, конечно, не пришло, что перед ним сидит потенциальный убийца, женщина, которая могла бы совершить реальное убийство. Он улыбнулся мне, пожелал удачи, я спросила его, когда можно забирать тело, он сказал, что через несколько дней, и на этом мы бы с ним и расстались, если бы он вдруг не вспомнил:

— А Лиза Воронкова… Мы проверили на ДНК содержимое презерватива. Они были любовниками, это факт.

Я выругалась и выскочила из кабинета, хлопнув дверью.

Адрес Юдиных у меня, само собой, был. А как иначе? И номера телефонов тоже — я хорошо платила своему знакомому сыщику.

Его звали Михаил Семенович. Преподаватель географии в престижном лицее. Я позвонила ему, представилась следователем следственного комитета и назначила ему встречу в кафе, неподалеку от его работы.

Как было не обмануть? Не могла же я представиться ему женой любовника его дочери? Вернее, уже вдовой. Он наверняка отказался бы от встречи.

Почему-то я была уверена, что Михаил Семенович Юдин и есть тот самый человек с фотографии. И когда я увидела его, входящего в летнее кафе, то предположения мои подтвердились. Подумалось еще тогда, что во мне умирает талант следователя. Хотя чего уж там, любой человек мог бы догадаться, что артиста могут бить за дело и что люди, которые проникают в гримерку, не только маньяки или поклонники.

Он тоже меня узнал. И неудивительно. Все-таки у меня довольно яркая внешность, во-первых, во-вторых, мою фотографию помещали не единожды на обложках журналов не только в качестве супруги известного актера Сергея Голта, но и как перспективного московского ресторатора.

Моя Катя, когда поднимается вопрос о моей популярности, лепит мне прямо в лоб: они все запоминают тебя вот по этой чудесной родинке над верхней губой.

И впрямь, родинка у меня что надо. Маленькая, аккуратная, придающая моему лицу неповторимость и пикантность. Вот будь она чуть крупнее, я давно бы удалила ее оперативным путем. А так она — настоящее украшение. Сколько раз мужчины целовали ее! «А что было бы, будь ты настоящая красавица, — режет правду-матку Катя, — своими поцелуями твои любовники бы попросту стерли ее!»

Всегда спрашиваю себя, а что мешает мне говорить Кате правду? Должно быть, она всегда опережает меня, называя детали своей уникальной внешности своими именами и подшучивая над собой. Так что мне уже ничего как бы и не остается.

«Еще не родился мой Босх», — говорила она, разглядывая себя в зеркало.

На Юдине была белая рубашка с галстуком темно-синего цвета в белую крапинку, черные брюки. В теле, довольно симпатичный брюнет без лысины, с аккуратной прической. Лицо холеное, бледное, с хорошей кожей. Темные глаза умные, внимательные.

Он сел напротив меня, сразу же, повторюсь, узнав меня, достал из кармана большой носовой платок и промокнул им свое влажное от пота лицо.

— Я как чувствовал, что вы никакой не следователь, — сказал он с грустью в голосе. Не было в нем ни внешней агрессии, одна только тоска во взгляде. — Я только вчера вечером был в следственном комитете, и следователь, который ведет дело вашего мужа, госпожа Соловей, мужчина. Но глупо было бы предполагать, что после всего, что произошло, не последует какой-то реакции. Да, я виноват, я вел себя как идиот. Но меня словно переклинило, когда я ворвался к вашему мужу в гримерку… Госпожа Соловей, у вас есть дети?

Я сняла темные очки, за которыми хотела укрыться от всего того, что называлось на тот момент реальной жизнью, и сразу же почувствовала себя раздетой.

— Нет, у нас не было детей, — ответила я едва слышно. — А что?

— Когда Леночка вернулась домой с синяком, мы с женой были просто в шоке. Конечно, Лена сразу же поспешила объяснить синяк, придумала, что ударилась обо что-то, но мы с Зоей (так зовут мою жену) сразу поняли, что ее ударил ваш муж.

— Почему вы так решили? Он что, и раньше ее бил?

— Понятия не имею. Надеюсь, что нет. Но Лена сама себя выдала, она разрыдалась, и нам сразу стало все ясно. Понимаете, она своей беременностью путала все его карты, если можно так выразиться. Думаю, был скандал, и он ее ударил.

— Что? О какой еще беременности идет речь? — Я была потрясена. Этого еще мне только не хватало!

— Лена, конечно, отрицала и этот факт, но я же сам, сам лично разговаривал с медсестрой из поликлиники, и она мне сообщила, что Лена беременна. Сказала она мне по доброте душевной. Не хочу, говорит, чтобы сломалась еще одна судьба. Думаю, она, медицинский работник, предполагала тем не менее, что мы настоим на аборте…

— Постойте, давайте все по порядку. Вот вы жили себе спокойно, зная, между прочим, что ваша дочь встречается с женатым мужчиной. Так?