Уставшая от любви - Страница 43

Я остановилась, он налетел на меня и, не справившись со своими чувствами, обнял меня, судорожно прижался ко мне.

— Господи, Наташа, если бы ты только знала, как я люблю тебя… Я постоянно думаю о тебе, а уж после того, что случилось с нами в Улитине, и вовсе не нахожу себе места… Я знаю, дорогая моя, милая, что должен сказать тебе что-то очень важное, и я сейчас скажу тебе…

Губы его нашли мои губы, и он буквально впился в них долгим, жадным поцелуем. И кто бы мог знать, какие страсти бушуют в этом с виду спокойном и скромном мужчине!

Я вспомнила Юру, его поцелуи и спросила себя, что это происходит со мной или с моими любовниками, с мужчинами, которые влюблены в меня, они словно сговорились любить меня, говорить мне о любви, желать меня. Как странно, как удивительно все это… Вот и Воронков приехал, попытался выразить свои чувства ко мне. Значит ли это, что я привлекательна для него как женщина? А иначе зачем бы он приехал? Возможно, при нашей встрече в его антикварной лавке он испытал ко мне влечение и, сжигаемый страстью, прикатил глубокой ночью в надежде, что я пойму его и отвечу на его чувство?

— Вадик, сядь, надо поговорить… — Я усадила его, дрожащего, на диван, взяла его лицо в свои ладони, нежно поцеловала его. — Скажи, когда я приехала туда, в Улитино, и когда мы уединились с тобой, какой я была? Быть может, тебе показалось, что я какая-то не такая, что нервная, что у меня истерика, может, я разговаривала во сне?

— Ты была прекрасна. — Он опустил голову и зарылся головой в мои колени. — Думаю, что это была самая счастливая ночь в моей жизни.

Как же важно для мужчины получить желаемую женщину! Возможно, это вообще самое главное.

— Вадик, мне кажется, что это я убила Сережу.

Он поднял голову, нахмурил брови.

— Не говори глупостей! Ты что?!

— Ты можешь меня выслушать?

— Конечно! — Он крепко обнял меня. — Наташа, дорогая, мне ты можешь рассказать все! И что бы ты ни сделала, я всегда буду защищать тебя.

Я рассказала ему о своих подозрениях: пух, замытая кровь на плитках пола в подъезде, все-все! Даже о том, что произошло между мной и Сережей в прихожей, рассказала, чтобы объяснить мотив убийства, представив это как последнюю каплю моего терпения. Пусть, решила я, он, Вадик, остынет, представляя меня в объятьях мужа, пусть даже разлюбит меня.

— Принеси пистолет. — Он, наконец, пришел в себя, его мозги, на время покинувшие голову, вернулись на место, и он стал прежним уравновешенным и умным Вадимом Сажиным.

Я принесла не только пистолет, но и тонкие резиновые хирургические перчатки, целая коробка которых всегда была на кухне под рукой. Вадик кивнул, надел перчатки и взял пистолет в руки. Понюхал.

— Из этого пистолета не стреляли, — сказал он уверенно. — Это точно.

— А пух? Я не нашла одной подушки. Их должно было быть шесть, а на кровати — только пять. Одна исчезла. Как ты это можешь объяснить?

— У кого-нибудь есть еще ключи от твоей квартиры?

— Есть. У Кати. Квартира на сигнализации, но она может открыть ее, она знает как. Но не думаешь же ты, что Сережу убила Катя?

— Как она могла убить, если была с нами, в Улитине? К тому же она приехала гораздо раньше тебя! Может, это ее племянник?

— С чего бы это? — вспыхнула я. Вот сейчас выяснится, что Вадику что-то известно о моем любовнике.

— Да нет, это я так, гипотетически, он мог бы взять ключи и все такое. Правда, у него мотива нет. Но и алиби, я думаю, тоже.

Алиби Юры? Думаю, что он допоздна был в «Цахесе», как обычно, а потом пошел домой. Живет он один, вряд ли найдутся свидетели того, где он находился в момент убийства Голта. Что же касается мотива, то вот мотив-то как раз у него и был. Да и вообще, у него одного (кроме меня, конечно) и был настоящий мотив: ревность и желание устранить соперника!

— Мне ничего не известно о его алиби, и спросить его о том, что он делал в ночь убийства, я тоже, как ты понимаешь, не могу. Все-таки он племянник Кати. Катя никогда не простит мне этого подозрения.

— Но если в твоей квартире ты обнаружила реальные улики, указывающие на то, что убийство произошло именно здесь, то кто-то сюда проник… Или же ты сама себе все это придумала. От страха, паникуя. Пойдем, ты покажешь мне все, что увидела здесь. Или ты все помыла?

— Да я помыла. Я испугалась. Но я точно видела своими собственными глазами этот пух повсюду! Даже в гардеробной, в складках платья, и этот пух был бурый от крови.

— Ты могла сама себе все это придумать, — сказал Вадим. — Тебе показалось. Знаешь, как это бывает, когда боишься что-то увидеть и твое зрение, как оборотень, колдует и выдает тебе твой кошмар, как картинку.

— Вадик, но я же не сумасшедшая.

— Хорошо. Тогда давай по порядку. Предположим, ты его убила до того, как приехала в Улитино. Да, ты права, в Ковригине тебя никто не видел, и доказать, что ты там была, а это больше чем в ста тридцати километрах от Улитина, ты не можешь. Пусть. Да. Ты убила своего мужа, сначала в панике затолкала труп в кладовку.

— В гардеробную, — зачем-то поправила я его.

— Хорошо, в гардеробную. Должно быть, ты сделала это, чтобы немного прийти в себя и обдумать, что же делать дальше. Ты предполагаешь, что сбросила тело вниз, с шестого этажа. Ты вообще-то понимаешь, что будет довольно шумно! Где была ваша консьержка? Думаешь, она бы не проснулась?

— Как — не проснулась! Конечно же, проснулась!

— Тогда, чтобы узнать, действительно ли ты убила мужа, тебе нужно просто расспросить ее, где она была в ту ночь. И все! И если выяснится, что она была на месте, то есть в двух метрах от того места, куда должен был упасть труп, значит, ты все это сама себе придумала! Или же тебе все это приснилось.