Уставшая от любви - Страница 48

Напротив, я испытала снова какое-то странное облегчение, словно вот теперь-то все будет нормально и все те, кто мешал мне жить, кто давил на меня, кто отравлял мое существование, больше не потревожат меня. Ограбление, была уверена я, явилось лишь следствием того, что убийца оставил дом открытым.

— Не понимаю, зачем понадобилось вообще открывать дом, да и как его открыли, — говорила я, распахивая окна и впуская в дом свежий воздух — Светлана Петровна, вы оставайтесь здесь. Если вас не затруднит, заварите чай с травками, если нужно, сходите в магазин за печеньем, когда вернемся из деревни, будем пить чай.

Светлана Петровна открыла кухонный буфет.

— Да здесь столько всего к чаю! Банка халвы, две коробки печенья, вафли, конфет сколько… Откуда?

— Так Груша же привезла! — сказала Катя, подходя к окну. — Забыла?

Я вспомнила цыган, в сознании словно пронесся ураган, мне даже показалось, что где-то за окном, прорезая шум листвы, прозвучала скрипка…

— Люблю цыган, — сказала я, заглядывая в буфет. — Какие женщины! Вот все, что нужно, купили, аккуратно по полкам разложили. Уверена, что они искренне сопереживали мне, а, Катя? Так пели, так плясали… Нет, не буду продавать дом, он такой большой, уютный! А когда все закончится, когда успокоюсь окончательно, приглашу их еще раз.

— Может, уж на свадьбу? — улыбнулась Катя.

— Не знаю. Честно говоря, не представляю себе, каким должен быть мой муж. Пока что меня окружают лишь кандидаты. Ладно, Катерина, поехали к Перовым.

— А что вы им скажете? — заволновалась Светлана Петровна, прижимая к груди электрический чайник. — Надеюсь, обо мне ничего не…

— Все будет хорошо. У нас в хозяйстве банки имеются? Мы же вроде как за молоком к ним приедем.

Дом Перовых, выкрашенный в голубой цвет, утопал в зелени. Перед домом, в маленьком палисаднике, огороженном деревянным низким заборчиком, стояли два запылившихся молодых вишневых деревца.

Надежда Перова, худощавая голубоглазая женщина лет сорока, вышла к нам одетой явно не по возрасту — ее рано постаревшее от тяжелой физической работы тело в джинсовых шортах и белой майке, с бледной синюшной кожей в фиолетовых прожилках, смотрелось жалко. Увидев нас, она засмущалась.

— Мы за молоком, — сказала я. — Нам сказали, что у вас очень хорошее, жирное молоко.

— Так оно жирное потому, что я его не разбавляю! — улыбнулась женщина. — Проходите.

— Уф, жара какая, — сказала Катя. — У вас водички холодной не найдется?

— А компот клубничный не хотите? Из холодильника?

Мы с Катей переглянулись.

— Да вы проходите в дом, не стойте на солнце. — Хозяйка пригласила нас в дом, не понимая еще, что впустила туда огнедышащих драконов.

Мы разговаривали с ней ни о чем, попивая холодный компот и разглядывая все, что могло указать нам на серьезное улучшение материального состояния. И как бы тщательно хозяева ни скрывали это от посторонних глаз, в особенности от тех, кто заглядывал в их дом часто (любопытные соседи, родственники, особенно участковый), кое-что их выдавало с головой. Все было замаскировано, но не настолько, чтобы укрылось от наших с Катей глаз.

Заведя беседу о Лобанове, о жителях, семье, Катя манипулировала хозяйкой, как хотела, лишь бы отправить ее куда-нибудь из кухни. Кухня — это домашний очаг, здесь есть такие места, где что-нибудь да выдаст с головой разбогатевших бедняков.

Перова бегала постоянно в комнату. Вынося Кате то альбом с семейными фотографиями, то носовой платок, то пепельницу для меня… Во время ее отсутствия нами были обнаружены следующие улики, свидетельствующие о том, что на семью обрушилось несметное богатство.

Так, в холодильнике за банками со сметаной мы увидели две запечатанные баночки с черной икрой.

— Сто грамм по семь с полтиной тысяч, — вздохнула Катя, — это сколько же ей, Наденьке-то нашей, надо литров молока надоить, пусть даже по двести рублей литр, чтобы купить хотя бы одну баночку!

На кухонном шкафу, на самой верхотуре, прикрытую старым полотенцем, мы разглядели новенькую цветную коробку с кухонным комбайном «Китчен Айд». Это вообще астрономические деньги! Да и зачем обыкновенной крестьянке такая зверь-машина в шестьдесят тысяч рублей?

— Королевские креветки! — Катя выудила из помойного ведра упаковку из-под морского деликатеса. — Не помню, когда покупала, хотя я как бы не бедствую. Хорошие креветки стоят под восемьсот рублей за килограмм. А наши-то Перовы решили пуститься во все тяжкие!

Пока Катя рыскала по кухне в поисках доказательства внезапного (наверняка преступного) обогащения Перовых, я вышла на крыльцо, прошла пару шагов и увидела захиревший под окнами дома розовый куст.

Не знаю, что толкнуло меня пройти дальше, под навес, и через сарай выбраться наружу, в сад, вернее, огород с картошкой и бледно-зелеными кляксами молодой капусты на грядках. Справа от меня смердела куча коровьего навоза. И так эта куча не вязалась с американским кухонным комбайном, что я и сама выматерилась отчаянно. Я бы и ушла, задумавшись о несправедливости бытия, если бы не заметила торчащий из кучи дерьма белый с черным кантом треугольник, сильно смахивающий на угол автомобильного номера. Изловчившись, чтобы не поскользнуться на дерьме, я с помощью вил, обнаруженных в сарае, вытащила это сокровище наружу. Достала телефон и сфотографировала. Сердце мое колотилось, меня тошнило, я была близка к обмороку: это были номера моей машины!